В ПОСТЕЛЬ С КОСМЕТИЧКОЙ

Однажды я лежала в больнице в хирургическом отделении. Было как-то тоскливо, все ворчала справа бабулька. Я уж думала, что конца и края этому серому существованию не будет, когда вдруг старушонку выписали и на ее место положили женщину средних лет, Людмилу.

Выглядела она очень хорошо и вообще была хохотушка. С ее появлением все изменилось. Из больницы палата превратилась в санаторий. В свободное от процедур время у нас был бесконечный девичник. Люда все время рассказывала веселые истории, байки и анекдоты, да и вообще была душой компании. И только когда к ней приходил полковник, высокий, статный, лысоватый, Люда менялась просто на глазах: она как-то вся внутренне подтягивалась, становилась серьезной и почему-то волновалась. За час до его прихода она всегда тщательно наводила макияж.
На всех нас он произвел впечатление сразу, как только вошел в первый раз в палату с букетом роз и с сумкой фруктов. Люда, принимая цветы, нервно заправляла за ухо выбившуюся прядь волос и лепетала со смущением: "Ой, Павел Алексеевич, вы прямо с розами. Балуете меня..." Затем они гуляли под ручку по больничному коридору. Она все больше молчала, когда он что-то рассказывал, и подобострастно заглядывала ему в рот, но, как только он уходил, Людка становилась такой же бесшабашной, разбитной теткой, как и была.

В ночь перед операцией (ей должны были вырезать несколько поверхно-стных вен на ногах) она вообще была в ударе. Рассказывала такие хохмы, что мы просто плакали от смеха.

На следующий день, едва очухавшись от наркоза, попросила нас накрасить ее.

- С ума спятила? Лежи отдыхай, перед кем красоваться, - ответила ей соседка Галина.

- Ой, девки, ну правда... очень надо! Через час Павел Алексеевич должен прийти...

- Да женится он на тебе, женится - вон с какими букетами таскается, - решила успокоить Людмилу Галя. Про личную жизнь до этого момента Люда не распространялась, а мы и не спрашивали. Да и что расспрашивать, когда и так все налицо. Просто все мы между собой по-бабски рассудили, что хочет она закадрить этого полковника. Да и он, похоже, на крючке уже. Это и понятно. Девка симпатичная. Одна двоих детей тянет. Дочка школу заканчивает, сын помладше чуть-чуть. Мужик в доме нужен.

- Кто женится? - оторопела Люд-ка от Галкиных слов.

- Ну Павел Алексеевич твой, - чуть ли не хором ответили ей девчонки.

А она как зальется в ответ смехом: "Ну вы, девочки, даете. Мы уж 17 лет как женаты!"

Тут уж припухли все мы. А она тем временем дотянулась до косме-тички в тумбочке и принялась сама, как могла, краситься.
Первой оправилась Галка:

- Люд, а что, если он тебя ненакрашенной увидит, - катастрофа?

- Может быть, - сказала она и, прищурившись, несколькими взмахами кисточки придала выразитель-ность левому глазу, - по крайней мере, без макияжа он меня не видел еще ни разу в жизни.

- Как ты умудрилась? - восклик-нули мы в изумлении.

Люда, все более преображаясь, стала рассказывать, как ложилась в постель с макияжем. А утром вставала строго на полчаса раньше, что-бы навести свежий марафет и успеть сделать прическу. Выяснилось, что вышла она за него замуж, когда была еще совсем юной. С той поры как-то само собой повелось, что она называет его по имениотчеству. А он и не возражает. Родила двоих детей, и даже тогда ни разу не позволила себе опуститься.

Я слушала ее рассказ с грустью. Тускнел романтический образ этого статного мужчины с розами. Стала какой-то далекой и непонятной Люда. Вся ее семей ная жизнь - сознательное рабство. Рабство образа, который создала она для мужа и в который он верит. Жизнь в маске, пусть красивой, но такой неестественной. "Да что они знают о любви. Вся их жизнь - сплошная фальшь и полное непо-нимание друг друга", - проносилось в моей голове, когда на пороге появился муж Люды, как всегда, с алыми розами.
- Павел Алексеевич? - воскликнула Люда и выронила от неожиданности помаду. Бледные, еще не нарумяненные щеки по-розовели. Глаза ее засветились тихим счастьем.